В Петербург!
Маленькая немецкая принцесса, будущая великая российская императрица, появилась на свет в городке Штеттине (ныне Шецин) в Померании. Девочку нарекли по лютеранскому обычаю длинным именем: София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская. Домашние называли девочку Фике. Ее отец Христиан Август был генерал-майором прусской службы и командовал полком, а мать Иоганна Елизавета приходилась младшей сестрой принцу Карлу Августу, который в свое время был женихом цесаревны Елизаветы Петровны, однако так и не женился на ней, скоропостижно скончавшись.
Когда Елизавета Петровна начала искать невесту для своего племянника Петра Федоровича, наследника русского престола, то как один из вариантов, она стала рассматривать и юную Фике, возможно вспомнив о своем бедном женихе, а возможно еще по каким-то своим личным соображениям. И вот Фике и ее мать пригласили в Россию, так сказать, на смотрины.
Фике, поняв, что ее прочат в жены русскому великому князю, выработала для себя четкий план, согласно которому намеревалась достичь популярности в России и занять подобающее себе место. Об этом плане мы узнаем из ее "Записок", состоял он всего из трех пунктов, но как покажет время будущей императрице будет ох как нелегко претворить свой план в жизнь. А хотела она всего-то: "1) нравиться великому князю, 2) нравиться императрице, 3) нравиться народу".
9 февраля 1744 года Иоганна Елизавета с дочерью прибыли в Петербург и удостоились аудиенции императрицы. Смотрины прошли успешно, и Фике с матерью остались во дворце. Девочку тут же начали готовить к переходу в православие. Этот пункт несколько смущал принцессу, так как перед отъездом в Россию она пообещала отцу не отрекаться от лютеранства. Но без принятия православия не могло и речи идти о ее браке с великим князем. Чтобы наставлять девочку в православии ей дали учителя Симеона Теодорского. И вот Фике решилась на перемену веры. Ее перевели в православие и нарекли Екатериной Алексеевной (напомним, так звали мать императрицы Елизаветы Петровны). На следующий день, это был Петров день, как вспоминает в "Записках" Екатерина, состоялось ее обручение с великим князем.
При дворе Елизаветы.
Екатерина сразу же принялась за изучение русского языка, во-первых, понимая, что без этого ее успех в России будет невозможен, во-вторых же, чтобы сделать приятное императрице. Как пишет сама Екатерина в своих "Записках": "Чтобы сделать более быстрые успехи в русском языке, я вставала ночью с постели и, пока все спали, заучивала наизусть тетради, которые оставлял мне Ададуров" (учитель русского языка - прим. Н.Л,). Эти ночные скачки с кровати и обратно Екатерина производила не одеваясь и не обуваясь, и, не привыкшая к русскому климату, вскоре заболела: лежала в сильном жару, без сознания. Доктора настаивали, чтобы пустить принцессе кровь, но ее мать отчаянно противилась этому. Очевидно, у нее были на то свои причины, но при дворе сочли это жестокостью по отношению к дочери, и это очень сильно повредило Иоганне Елизавете в глазах императрицы. А тем временем девочке становилось все хуже и хуже. "Я была без памяти, в сильном жанру и с болью в боку, которая заставляла меня ужасно страдать и издавать стоны, за которые мать меня бранила, желая, чтобы я терпеливо сносила боль", - пишет Екатерина. Наконец, через пять дней после начала болезни вернувшаяся из Троицкого монастыря Елизавета Петровна, узнав о болезни принцессы, тотчас же пришла к ней и велела докторам пустить девочке кровь. "В ту минуту, как кровь хлынула, я пришла в себя и, открыв глаза, увидела себя на руках у императрицы, которая меня приподнимала. Я оставалась между жизнью и смертью в течение двадцати семи дней, в продолжение которых мне пускали кровь шестнадцать раз и иногда по четыре раза в день". Так печально началось пребывание Екатерины в России.
С великим князем у Екатерины отношения складывались тоже непросто. Он был совершенно равнодушен к ней как к женщине, однако ценил ее ум и поверял ей свои маленькие секреты, например, в какую из фрейлин он сейчас влюблен и тому подобные глупости, свойственные великому князю - он был еще очень ребячлив. Никакой нежности великий князь не испытывал к своей невесте. А у Екатерины на это счет были свои соображения. Обратимся опять-таки к запискам. "…он был для меня почти безразличен, но не безразлична была для меня русская корона". Уже тогда, будучи совсем юной, Екатерина задумывалась о короне. Перед свадьбой она думала о своем блестящем будущем и тому мы находим подтверждение в ее записях: "…в глубине души у меня было что-то, что не позволяло мне сомневаться ни минуты в том, что рано или поздно мне самой по себе удастся стать самодержавной Русской императрицей". Она также продолжала придерживаться своего плана, состоящего из трех пунктов, и преуспела в последнем пункте более, нежели в первых двух. Однако ей самой природой было предначертано нравиться: она была чрезвычайно мила, обходительна и предупредительна со всеми. Но и это не могло полностью оградить ее от неприятностей при дворе.
Вскоре Петра угораздило заболеть черной оспой. Великий князь выздоровел, но оспины сильно испортили его и без того некрасивое лицо.
В 1745 году, 21 августа, состоялась пышная свадьба Петра и Екатерины. Как же непохожи были эти два человека и насколько не подходили друг другу. Петр пил, волочился за фрейлинами, играл со своими слугами. В своих "Записках" Екатерина, описывая первое время после своего замужества, отмечает: "Я сказала себе: если ты полюбишь этого человека, ты будешь несчастнейшим созданием на земле; по характеру, каков у тебя, ты пожелаешь взаимности; этот человек на тебя почти не смотрит, он говорит только о куклах (или почти что так) <…> и обращает больше внимания на всякую другую женщину, чем на тебя; ты слишком горда, чтобы поднять шум из-за этого, следовательно, обуздывай себя, пожалуйста, насчет нежностей к этому человеку; думай о самой себе, сударыня".
Итак, в замужестве Екатерина была несчастна. Отношения с Елизаветой тоже были весьма сложными. С одной стороны императрица отдавала должное уму и приятности Екатерины, с другой - опасалась этого же. Тем более, что годы уже брали свое, и Елизавете ненавистна была мысль о том, что кто-то мог бы показаться окружающим прелестнее ее. Также Елизавета была обеспокоена отсутствием наследников у молодой четы. " Императрица … очень рассердилась, что у нас еще нет детей и что она хотела знать, кто из нас двоих в том виноват, что она пришлет мне акушерку, а ему доктора", - пишет Екатерина. Тем не менее, иногда императрица изволила выказывать свое благорасположение к Екатерине. Приведу такой случай. Однажды, рассказывая о костюмированном бале, которые так любила императрица, где мужчины были принуждены одеться в женские наряды, а женщины в мужские, Екатерина пишет: "я смотрела, как она (императрица - прим. Н.Л.) танцует менуэт; когда она кончила, она подошла ко мне; я позволила себе сказать ей, что счастье женщин, что она не мужчина, и что один ее портрет, написанный в таком виде, мог бы вскружить голову многим женщинам. Она очень хорошо приняла то, что я ей сказала от полноты чувств, и ответила мне в том же самом духе самым милостивым образом, сказав, что если бы она была мужчиной, то я была бы той, которой она дала бы яблоко. Я наклонилась, чтобы поцеловать ей руку за такой неожиданный комплимент; она меня поцеловала, и все общество старалось отгадать, что произошло между императрицей и мной".
Но подобные проблески дружелюбия со стороны императрицы были столь редки, что не могли сгладить Екатерине все трудности жизни при дворе Елизаветы. Но и при таком положении вещей находились у Екатерины и друзья, и поклонники. Одним из поклонников был камергер Сергей Салтыков. (Кстати, слухи говорят о том, что именно он был отцом будущего императора Павла, тем более по свидетельствам очевидцев между Петром и Екатериной не было интимных отношений. Не могу ни подтвердить, ни оспорить, хотя посмотрев на портреты Салтыкова и Павла нельзя не отметить сходства - прим. Н.Л.)
