Ждали меня к вечеру, а я приехал с утра – а вдруг помочь надо чего ребятам?

Мои старинные приятели, геологи Борис и Галя, пригласили меня на дачу для торжественного открытия новой бани...

Правда, Борька геологом был к тому времени уже бывшим. Он, ходивший в составе экспедиций на золото едва ли не все уральские речки, к этому времени работал уже машинистом электровоза. А Галка по-прежнему занималась своей любимой палеонтологией, каждый сезон ездила на приполярку и потихоньку готовила кандидатскую. Знакомство у нас давнее, к тому же скреплённое общими интересами к минералогии. Выросли наши дети, теперь внучата уже пошли. Столько иные не живут, сколь мы знакомы!

И вот – ноябрь, первый лёгкий снежок, пристанционный крупный посёлок, бывший центр умершего пару десятилетий назад торфопредприятия, километров этак сорок от Екатеринбурга. Домик в деревне, огородик на склоне горки, банька, над ней кедр и ёлка приличной высоты. Чуть в стороне, через проулок, виден берег речушки по имени Чёрная. Ну, сели чаёвничать, оставив все серьёзные напитки на вечер, на "после бани". Пошёл разговор о том, кто где летом побывал, что видал, чем пополнил свою коллекцию минералов. Потом плавно перешли на обсуждение окружающей местности – что растёт в окрестных лесах, где с металлоискателями бродили и какая живность там водится. И вдруг слышу:
– Васильич, а ещё тут – рукой подать – есть старая шахта, ещё демидовских времён...

У охотничьих собак это называется "сделать стойку". Я даже, кажется, не дышал! Кому как не мне знать какие удивительные находки бывают в старых выработках! На что-то, может быть, старатели не обращали внимания, что-то, может, их не интересовало, а что, бывало, и пропускали. Но и опасностей в заброшенных шахтах хватает. Именно поэтому власти во все времена старались заваливать входы в них.

Когда я начал что-то соображать, Борька бурчал что-то типа "я горы эти в телевизоре видал", а Галка держала в руках видавший виды шахтёрский фонарь.

"Рукой подать" было километров этак пять. Сразу за окраиной посёлка – небольшой старый карьерчик, обросший по краям ельником вперемешку с пихтой. Огромные плиты розоватого гранита с цепочками алых кристалликов граната-альмандина, иногда довольно внушительных размеров, были удостоены короткого визита – обычная мелочь для этих мест. Наломав пихтовых лап на пару веников, Борис опять напомнил, что для него лично горы хороши только в телевизоре, и потопал назад, обещав истопить баньку к нашему возвращению.

С Галкой бродить по лесу одно удовольствие! Галка в лесу – у себя дома! Шаг лёгкий, не спешит вроде, а попробуй, догони! Не суетится, всё подмечает, идёт как по компасу, как-никак, за спиной более четверти века полевого стажа! Тётки её возраста в городе вяжут себе набрюшнички из собачьей шерсти да носки внукам, а она всё бегает!

Знает Галина массу интересных вещей, и рассказывать умеет так, что заслушаешься.

Вот на той вырубочке наверху в камне жертвенник выдолблен ещё в раннем неолите, наверное, где-то рядом и шаман жил, в какой-нибудь пещере... Тут вообще до прихода русских на Урал, жили охотничьи племена вогулов – манси по-современному... А в этом болотце "Уралкварцсамоцветы" в шестидесятых хрусталь горный топил. Зачем, спрашиваешь? Пьезосырьё выбирали, а всё, что не шло в дело – с глаз долой! Секреты государства, стратегическое сырьё, однако! А на той вершине горы – остатки печей плавильных, бронзу варили. Крупнейший металлургический центр эпохи бронзы. Как это, где медь брали? А шахта-то эта Медянкой не зря зовётся!

В общем, дело было так – в архивных документах есть упоминание. Где-то в середине ХVIII века бродил в долине местной речки некий старовер-рудознатец, ну и обнаружил остатки древнего рудника - медь самородную аборигены в старину брали. А медь самородная не просто так, она напополам с малахитом перемешана – этакие желвачки, капельки прямо в малахите, иногда до половины. Это потом уже в медных рудах металл долями процента считать стали, и по сию пору так считают, а в старое время мимо даже крохотных рудных линзочек не проходили.

Ну так вот, наткнулся, значит, наш старатель на старую выработку. Малахит накрошен мелко, всё кругом зеленью дроблёной засыпано – даже трава не растёт, отравлено всё. Медь выбрали, унесли, а как только она в малахите исчезла, всё забросили – зачем им малахит-то? Знали, поди-ка, что медь только в верхушке малахитовой "шляпы" встречается.

Пришел снова сюда тот старообрядец, но уже "со товарисчи", и продолжил работу, брошенную древними рудокопами. Только малахита тут, судя по всему, не много оставалось. Поработали мужички пару сезонов – и кончился зеленый камень.

Так, с разговорами, топаем с Галиной с горки на горку по лесу. Первый снег припорошил землю, ещё кое-где черника на безлистных кустиках держится мороженая, забавная такая на вкус ледышка чёрная. Рябинка после заморозков горечь утратила, вполне ещё сочная и скулы совсем не сводит.

Под горкой ручеёк бежит. Берега в снегу, сам не застыл ещё, держится. Галка говорит, что Борис его опробовал: жёлтый металл присутствует, но очень мало – "знаки", то есть мелкие отдельные чешуйки. Впрочем, такие можно у нас по Уралу в любой луже намыть, "всюдный" это металл, как сказал один академик.

– Ну вот и пришли!

Смотрю: не видно ничего, только почти отвесный склон метров трёх высотой перед нами, к тому же заросший сосняком. И вдруг понимаю – это же отвал. Вон из под корней, из мха торчат угловатые глыбы, совсем не похожие на обычные гранитные плиты. И цвет. Цвет необычный! С белёсыми и зеленоватыми пятнами, прожилками.

Поднимаемся по склону. Наверху ровная площадка, в центре квадратная ямища метра четыре на четыре, глубиной около десяти, ко дну сужается раза в два. На половине глубины начинается крепь из громадных брёвен. Под стену на самом дне уходит узкий лаз.

Да, фонарь, кажется, взяли зря. Без верёвки тут делать нечего. Обидно. Но Галка улыбается: – А ты вон туда иди, – показывает на противоположный склон горки.

Иду, куда послали. И вдруг на склоне что-то вроде наклонного колодца – не более двух метров, а на дне в углу зияет чернота лаза! Подстраховывая друг друга, спускаемся на дно колодца. Под толстенной деревянной плахой, на которой лежит немаленький камень, узкий полузасыпанный ход куда-то вниз и наискосок. Снега на дне почти нет и видно, что мох на камнях не потревожен, значит, давненько никого не было. Пахнет сыростью и тайной...

Следуя совету, аккуратно протискиваюсь вниз. Вот и ступень под ногами. Осторожно сажусь, включаю фонарь и осматриваюсь. Почти бесшумно рядом появляется Галина. Ого, да тут можно подняться в рост! Влажные неровные стены, штольня, полого уходящая вниз. По бокам толстенные вертикальные стойки, на них ещё более толстые деревянные же плахи, поверх – продольные брёвна. Следующая пара стоек метра через полтора. На то, что лежит на кровле, лучше не смотреть – каменный массив. Правда, это всё пережило века и ещё постоит - все крепи из кондовой лиственницы.

Необычно широкие полуметровые ступени полого уходят вниз. Оказывается, это для того, чтоб удобнее было выносить породу в корзинах. Тачка для таких работ – непозволительная роскошь. Штрек плавно поворачивает вниз и вправо, становится всё шире. Это стены за боковыми стойками уходят в стороны. Потолок сплошь покрыт плотной черной копотью и тоже креплёный - поперечины на стойках достигают стен, и перекрытие становится шире. Кое-где стоят дополнительные подпорки, часть из них обуглена, некоторые уже упали. Но вся основная крепь держится очень надёжно.

Стыки схвачены громадными коваными гвоздями, местами видны грубой ковки скобы и полосы ржавого металла. Ржавчина висит на них мохнатыми сосульками. В двух местах в брёвнах торчат странного вида железные загогулины – это светцы для лучины.

Чуть-чуть жутко. Чувствуется незримое присутствие хозяев шахты. Метров через пятнадцать – обширная камера округлой формы. Потолок около двух метров высотой, стены раздвинуты до четырёх. Впереди – выход на дно шахты, в которую мы заглядывали, когда поднялись на горку. Там лежит снег, а здесь под ногами вода между отколовшихся от стен и потолка глыб, под ними вперемежку плахи и брёвна. Довольно светло от дневного света, отраженного снегом. Выходить из-под крепи в эту камеру не хочется. Но и здесь нет опасности: свод практически монолитный, без трещин.

Давным-давно именно в этом месте сквозь гранитный купол под громадным давлением проникли наверх горячие растворы, по дороге прихватившие с собой кучу всяких минералов. А на месте соприкосновения гранитов с известняками, на "контакте" то есть, всё это и оседало. Так родилось необычное маленькое месторождение. Как уж довелось найти эту иголку в стоге древним рудознатцам, нам не узнать.

На стене слева от основного ствола шахты несколько гигантских кристаллов граната. Это не беда, что они низкого качества. Зато размер самого крупного – почти теннисный мяч! Он наполовину утоплен в стену, и извлечь его из породы будет трудно. Три других помельче, как крупные вишни. Все они тёмно-красного цвета, непрозрачны и трещиноваты: проделки Дедушки Мороза. На противоположной стороне в стене вырублена ниша в добрый кубометр, её стенки и дно состоят из сплошной малахитовой зелени. Этакие землистые бледно-зелёные массы, продукт разрушения малахита. Так и хочется поковырять наудачу. Судя по всему, эта жилка уходит очень далеко под стену. Но к сожалению, малахит всегда находится выше этих образований. Опоздали мы лет на двести...

Там и сям по всем стенам, на потолке и в трещинах породы видны кальцитовые щётки – желтоватые или с зеленоватые слегка остроконечные мелкие ромбические кристаллы, иногда площадью в пару ладошек. О, а это что? В расщелине, прямо на кальцитах висят два маленьких бархатных комочка. Это мышки летучие устроились на зимовку. Не будем их тревожить, и вообще, пора наверх. Но знаю – теперь у меня будет, чем заняться, приезжая в гости к Борису и Галке.

И, действительно, я ещё не раз приезжал в заброшенную шахту. Покопался в отвалах, нашёл и малахит, и кучу разных других минералов. Достался даже кусочек малахита с небольшим, но очень красивым вкраплением самородной медью. Редкая штука, фарт старого хитника!